Андрей Ливадный - Шаг к звездам [= Вспышка]
— Я понимаю, Антон, извини. Для меня было важно задать тебе эти вопросы именно сейчас.
— Ловишь момент истины? — криво усмехнулся он.
— Нет, — неожиданно ответила она. — Пытаюсь разобраться, кто я.
Извалов невольно вздрогнул.
— А кто ты, Бет?
Она не ответила. Прошло больше минуты напряженной тишины, прежде чем в коммуникаторе вновь раздался ее голос:
— Через сотню метров вправо будет отходить неприметный проезд. Нужно заставить машину подняться по каменной осыпи, сразу за ней увидишь край небольшой площадки: Затаись на время, там тебя не заметят.
— Ты что, собираешься отключиться?
— Ненадолго, Антон. У меня тоже появился ряд проблем.
— Каких? — по инерции переспросил он, выворачивая руль. Внедорожник, переключенный на полный привод, начал медленно карабкаться вверх по пологому языку каменной осыпи, который выползал из широкой расселины в скалах.
— Мою деятельность засекли. Я должна уйти от преследования следящих систем. И найти правильный ответ на твой вопрос… — внезапно добавила она, прежде чем в коммуникаторе раздался сухой щелчок статики, означающий обрыв связи.
Внедорожник вполз на небольшую площадку и остановился у отвесной скалы.
Антон мельком взглянул на Поланда, взял автомат и вылез из кабины.
— Потерпи, Хьюго, — произнес он, открывая багажник машины. Взгляду Антона открылись тщательно упакованные полиэтиленовые свертки, связанные попарно, чтобы было удобно грузить их, перекидывая через плечо; поверх груза наркотиков были небрежно брошены две автоматических винтовки американского производства, из отсека, предназначенного для набора инструментов, торчали промасленные, скомканные тряпки, туда же был заткнут замызганный бронежилет российского образца и несколько вакуумных упаковок с сухими пайками. — Сейчас я помогу тебе. — Антон вытащил легкий, совмещенный с разгрузкой «броник», провел рукой по зашитому клапану, убедившись, что содержимое боевой аптечки на месте, и потянул за нить, вспарывая символический шов. Достав шприц-тюбик со знакомой маркировкой, он вернулся к Поланду.
Издали приближался невнятный звук моторов.
Он открыл пассажирскую дверь и вдруг ощутил, как холодок неприятия скользнул вдоль спины, когда голова и плечи Хьюго, потеряв опору, безвольно сползли в открывшийся дверной проем: глаза Поланда были широко открыты, но в них уже отсутствовала жизнь…
Рука Антона с приготовленным шприц-тюбиком медленно опустилась.
Он не хотел верить, что Хьюго умер, но надежда исчезла так же быстро, как возникла, — стоило ему взять мешковатое тело и, приподняв, вытащить его из машины, как на глаза попалось крохотное пулевое отверстие, расположенное под левой лопаткой Поланда. Изможденный длительным заключением организм выпустил лишь крохотное пятнышко крови, едва различимое на фоне грязной, рваной одежды.
Пуля, впившаяся в спину Хьюго, предназначалась Антону, просто в темноте, опуская тело узника на сиденье, он не увидел этой ранки, как из-за надрывного бега к машине не ощутил толчка в момент попадания, посчитав, что выпущенные ему вслед одиночные выстрелы прошли мимо цели.
Несколько секунд он стоял в немом замешательстве, пытаясь как-то смириться с внезапной утратой, потом с усилием отвел взгляд и медленно побрел к краю каменистой осыпи.
Автомат непомерным грузом оттягивал руку, на душе было горько, хотя вряд ли он смог бы помочь Поланду, даже вовремя заметив, что тот ранен. Извалов понимал это разумом… но нет на свете худшего обвинителя, чем собственная душа, которая зачастую не приемлет оправдательных доводов рассудка…
Он присел у края обрыва, глядя вниз, на ползущий по горной дороге караван, испытывая мучительную внутреннюю борьбу, которая шла между сиюсекундными порывами чувств и холодной логикой выживания…
Затаиться и ждать. Выбраться отсюда, найти Бет, взглянуть в ее глаза, понять, что на самом деле происходит вокруг…
Антон потерял право на эмоции. Он при всем желании не мог забыть шока, который испытал при визуальном сравнении нейромодулей полуразобранного андроида со своим имплантом.
Компоненты, содержащие искусственные нейросети, выглядели идентичными — их произвели по одной и той же технологии, а сам факт существования рабочей модели человекоподобной машины стоил того, чтобы выжить и донести эту информацию до российских спецслужб…
Только эти мысли удерживали дрожащий от напряжения палец Извалова на теплом металле тугой спусковой скобы.
* * *Он похоронил Поланда, соорудив могилу из камней, а затем в немом оцепенении сел за руль, направив внедорожник вниз, чтобы выйти на след ушедшего к границе каравана.
Бет молчала, коммуникатор тщетным грузом давил на плечо, мысли оставались тяжкими, горестными, словно сознание внезапно зашло в тупик и сейчас оцепенело, без толку вглядываясь в серую мглу, преградившую дальнейший жизненный путь.
Это было не малодушие и даже не отчаяние — машинально управляя машиной, Извалов мысленно перебирал собственную жизнь, пытаясь понять, почему так сильно задели его вопросы Бет, в чем кроется недопонятый смысл начатого не ко времени и внезапно оборвавшегося разговора. Почему она искала истину там, где ее нет, пытаясь различить в поступках и судьбах отдельно взятых людей какие-то несуществующие мотивы, градации…
«При чем здесь Давыдов?» — мучительно размышлял он. — «Зачем, по какому праву она сравнивала его с Алимом?»
Подозрение, что Бет знает о нюансах человеческой души гораздо больше, чем позволяет себе высказать, крепло с каждой минутой этих неприятных, надрывных размышлений. Антон ехал по следу каравана, а его мироощущение постепенно менялось: он уже не воспринимал свои действия как попытку спастись, словно привычные чувства ушли, покинули рассудок, который по инерции искал выход из непонятного тупика…
Вроде бы все было ясно: с точки зрения фатализма любые события укладываются в рамки понимания, но Антона тревожила непривычная подоплека собственных рассуждений. Разве он мог отнести себя к людям, слепо верящим в судьбу?
Конечно, нет. Но если так, то вопрос Бет закономерен, справедлив, и истина заключается не в самих поступках, а в том, как ты сам воспринимаешь их. Вопрос субъективной веры в собственную правоту — вот что подразумевала она. В таком случае выходит, что у человека вообще нет предначертанной судьбы? Есть только поступки, которые порождают длинную цепочку следствий? Просто кто-то осознает это и начинает сам формировать желаемый исход, а кто-то слепо движется по течению, не понимая, что может в любой момент остановиться, пойти поперек стремнины, чтобы осознанно сформировать иной отрезок собственного бытия?
Как же в таком случае жить? Разве можно контролировать каждый шаг, мысль, поступок, на что тогда человеку дана душа с ее необъяснимыми порывами? Или грядет новая эпоха, где человек теряет право на неосознанные поступки?
Но если все станут отдавать себе полный отчет в каждом совершенном действии, не сойдет ли мир с ума, да и возможно ли это?
Нет, невозможно — нашептывало подсознание. Миллионы людей никогда даже не задумывались над подобными дилеммами.
В конечном итоге, если пытаться ставить не точку, а хотя бы знак препинания в этой цепочке мыслей, вывод напрашивался один: только те люди, которые полностью осознают свои поступки, могут быть поделены на плохих и хороших. Остальных просто нельзя судить.
Зачем Бет задала этот вопрос? Что она хотела узнать из сиюсекундного, правдивого ответа?
Антону казалось, что он полностью потерялся в этих непривычных тяжелых мыслях, и единственный не подлежащий сомнению жизненный путь сейчас невольно ассоциируется в его рассудке с отпечатками протекторов ушедших вперед внедорожников.
Он двигался по следу каравана, в направлении реки Пяндж, и было непонятно: творит он сейчас свою судьбу или слепо придерживается фатальной, предначертанной кем-то линии?
Хотелось одного: чтобы Бет вышла наконец на связь.
* * *Ночь стояла бархатная, густая.
В небе ярко сияли звезды, их призрачные холодные огоньки отражались в мутных водах пограничной реки; таинственно серебрилась убегающая вдаль лунная дорожка, в неживом свете смутно оконтуривались близлежащие высоты, тишина звенела…
Над мутными водами реки царил обрывистый берег. По гребню возвышенности вились змейки старых траншей, на брустверах которых уже успел поселиться чахлый кустарник.
…Караван, состоящий из пяти джипов, прибыл в назначенное место задолго до темноты. Примерно в трех километрах от берега располагались руины заброшенной заставы, окруженной глинобитными хибарами существующего поныне поселения. Антон, остановивший машину за косогором, осторожно вскарабкался на гребень возвышенности и расчехлил электронный бинокль, найденный в багажнике угнанного внедорожника.
